Неточные совпадения
Из сумрака выскочил, побежал к столу лысый человечек, с рыжеватой реденькой бородкой, — он тащил за руку женщину в клетчатой
юбке,
красной кофте, в пестром платке на плечах.
На станции ее знали, дородная баба, называя ее по имени и отчеству, сочувственно охая, увела ее куда-то, и через десяток минут Никонова воротилась в пестрой
юбке, в
красной кофте, одетой, должно быть, на голое тело; голова ее была повязана желтым платком с цветами.
Он видел тонкую фигуру Лидии в оранжевой блузе и синей
юбке, видел Алину в
красном.
Клим догадался, что нужно уйти, а через день, идя к ней, встретил на бульваре Варвару в белой
юбке, розовой блузке, с
красным пером на шляпе.
Вслед за ним явился толстый — и страховидный поэт с растрепанными и давно не мытыми волосами; узкобедрая девица в клетчатой шотландской
юбке и
красной кофточке, глубоко открывавшей грудь; синещекий, черноглазый адвокат-либерал, известный своей распутной жизнью, курчавый, точно баран, и носатый, как армянин; в полчаса набралось еще человек пять.
В соседней комнате суетились — Лидия в
красной блузе и черной
юбке и Варвара в темно-зеленом платье. Смеялся невидимый студент Маракуев. Лидия казалась ниже ростом и более, чем всегда, была похожа на цыганку. Она как будто пополнела, и ее тоненькая фигурка утратила бесплотность. Это беспокоило Клима; невнимательно слушая восторженные излияния дяди Хрисанфа, он исподлобья, незаметно рассматривал Диомидова, бесшумно шагавшего из угла в угол комнаты.
— Что же лучше? — спросила она и, не слыша ответа, обернулась посмотреть, что его занимает. А он пристально следил, как она, переступая через канавку, приподняла край платья и вышитой
юбки и как из-под платья вытягивалась кругленькая, точно выточенная, и крепкая небольшая нога, в белом чулке, с коротеньким, будто обрубленным носком, обутая в лакированный башмак, с
красной сафьянной отделкой и с пряжкой.
Этот был стар, одет в белую
юбку, а верхняя часть тела прикрыта
красной материей; на голове чалма.
На нем была ситцевая
юбка, на плечах род рубашки, а поверх всего кусок
красной бумажной ткани; на голове неизбежный платок, как у наших баб; ноги голые.
На бедрах у них род
юбки из бумажной синей или
красной материи.
Нехлюдов уже хотел пройти в первую дверь, когда из другой двери, согнувшись, с веником в руке, которым она подвигала к печке большую кучу сора и пыли, вышла Маслова. Она была в белой кофте, подтыканной
юбке и чулках. Голова ее по самые брови была от пыли повязана белым платком. Увидав Нехлюдова, она разогнулась и, вся
красная и оживленная, положила веник и, обтерев руки об
юбку, прямо остановилась перед ним.
Слева — бабы в
красных шелковых платках, плисовых поддевках, с яркокрасными рукавами и синими, зелеными,
красными, пестрыми
юбками, в ботинках с подковками.
Маслова была одета опять попрежнему в белой кофте,
юбке и косынке. Подойдя к Нехлюдову и увидав его холодное, злое лицо, она багрово
покраснела и, перебирая рукою край кофты, опустила глаза. Смущение ее было для Нехлюдова подтверждением слов больничного швейцара.
Марья Маревна вошла в роскошную княжескую гостиную, шурша новым ситцевым платьем и держа за руки обоих детей. Мишанка, завидев Селину Архиповну, тотчас же подбежал к ней и поцеловал ручку; но Мисанка,
красный как рак, уцепился за
юбку материнского платья и с вызывающею закоснелостью оглядывал незнакомую обстановку.
Тут было пять или шесть женщин. Одна из них, по виду девочка лет четырнадцати, одетая пажом, с ногами в розовом трико, сидела на коленях у Бек-Агамалова и играла шнурами его аксельбантов. Другая, крупная блондинка, в
красной шелковой кофте и темной
юбке, с большим красивым напудренным лицом и круглыми черными широкими бровями, подошла к Ромашову.
Тёплым, ослепительно ярким полуднем, когда даже в Окурове кажется, что солнце растаяло в небе и всё небо стало как одно голубое солнце, — похудевшая, бледная женщина, в
красной кофте и чёрной
юбке, сошла в сад, долго, без слов напевая, точно молясь, ходила по дорожкам, радостно улыбалась, благодарно поглаживала атласные стволы берёз и ставила ноги на тёплую, потную землю так осторожно, точно не хотела и боялась помять острые стебли трав и молодые розетки подорожника.
Его супруга Машенька — весёлая говорунья, полненькая и стройная, с глазами как вишни и неуловимым выражением смуглого лица, была одета ярко — в
красную муаровую кофту, с золотистым кружевом, и серую
юбку, с жёлтыми фестонами и оборками.
Через несколько дней, в тихие сумерки зимнего вечера, она пришла к нему, весёлая, в
красной кофте с косым воротом, похожей на мужскую рубаху, в чёрной
юбке и дымчатой, как осеннее облако, шали. Косу свою она сложила на голове короной и стала ещё выше.
Нигилистки коротко стриглись, носили такие же очки,
красные рубахи-косоворотки, короткие черные
юбки и черные маленькие шляпки, вроде кучерских.
Пестрый платок, накинутый на скорую руку на ее белокурые волосы, бросал прозрачную тень на чистый, гладкий лоб девушки и слегка оттенял ее глаза, которые казались поэтому несколько глубже и задумчивее; белая сорочка, слегка приподнятая между плечами молодою грудью, обхватывала стан Дуни, перехваченный клетчатой
юбкой, или понявой, исполосованной
красными клетками по темному полю.
Маша. Ах, как она одевается! Не то чтобы некрасиво, не модно, а просто жалко. Какая-то странная, яркая, желтоватая
юбка с этакой пошленькой бахромой и
красная кофточка. И щеки такие вымытые, вымытые! Андрей не влюблен — я не допускаю, все-таки у него вкус есть, а просто он так, дразнит нас, дурачится. Я вчера слышала, она выходит за Протопопова, председателя здешней управы. И прекрасно… (В боковую дверь.) Андрей, поди сюда! Милый, на минутку!
Верхнее платье еще туда-сюда, но
юбка, сорочка… милая, я
краснею!
Луна ясно освещала комнату, беловолосого старика в ситцевой розовой рубашке, распевавшего вдохновенные песни, и стройную Настю в белой как снег рубашке и тяжелой шерстяной
юбке ярко-красного цвета. Старик окончил пение и замолчал, не вставая из-за своего утлого инструмента.
Кузнец полез на печку, а жена вышла на двор в одной рубахе и в
красной шерстяной
юбке. Вернувшись со двора, она погасила каганец и, сказав: «Как холодно!», прыгнула к мужу на печку.
Казалось, они более с удивлением, чем с удовольствием присутствовали на сих нововведенных игрищах, и с досадою косились на жен и дочерей голландских шкиперов, которые в канифасных
юбках, и в
красных кофточках вязали свой чулок, между собою смеясь и разговаривая как будто дома.
Затем шелест… На двух костылях впрыгнула очаровательной красоты одноногая девушка в широчайшей
юбке, обшитой по подолу
красной каймой.
Тут Демьян Лукич резким, как бы злобным движением от края до верху разорвал
юбку и сразу ее обнажил. Я глянул, и то, что увидал, превысило мои ожидания. Левой ноги, собственно, не было. Начиная от раздробленного колена, лежала кровавая рвань,
красные мятые мышцы и остро во все стороны торчали белые раздавленные кости. Правая была переломлена в голени так, что обе кости концами выскочили наружу, пробив кожу. От этого ступня ее безжизненно, как бы отдельно, лежала, повернувшись набок.
Акулина стояла как вкопанная и только переминала
красными руками своими пестрядинную свою
юбку.
У крайнего двора на веревке отчаянно трепалось от ветра развешенное замерзшее белье: рубахи, одна
красная, одна белая, портки, онучи и
юбка.
Она была свежа, бела, кругла,
Как снежный шарик; щеки, грудь и шея,
Когда она смеялась или шла,
Дрожали сладострастно; не
краснея,
Она на жертву прихоти несла
Свои красы. Широко и неловко
На ней сидела
юбка; но плутовка
Поднять умела грудь, открыть плечо,
Ласкать умела буйно, горячо
И, хитро передразнивая чувства,
Слыла царицей своего искусства…
День жаркий, поляна до краёв солнцем налита, в густой траве дремлют пахучие цветы, и всё вокруг — как светлый сон. И она, в тени, тоже как большой цветок — кофта
красная,
юбка синяя, и тёмные брови на смуглом лице. Смотрит на меня и ласково улыбается, сощурив зеленоватые глаза.
По ней шла девочка лет семи, чисто одетая, с
красным и вспухшим от слёз лицом, которое она то и дело вытирала подолом белой
юбки. Шла она медленно, шаркая босыми ногами по дороге, вздымая густую пыль, и, очевидно, не знала, куда и зачем идёт. У неё были большие чёрные глаза, теперь — обиженные, грустные и влажные, маленькие, тонкие, розовые ушки шаловливо выглядывали из прядей каштановых волос, растрёпанных и падавших ей на лоб, щёки и плечи.
Тотчас же послышались торопливые шаги, и в столовую вошла Зина, высокая, полная и очень бледная, какою Петр Михайлыч видел ее в последний раз дома, — в черной
юбке и в
красной кофточке с большою пряжкой на поясе. Она одною рукой обняла брата и поцеловала его в висок.
Таня взобралась на верстак, перекрестилась и стала оправлять лампадку. Мимо проходил брошюрант Егорка. Он протянул руку горстью по направлению к стоявшей на цыпочках Тане, подмигнул и сделал неприличный жест. Брошюранты засмеялись. Таня оглянулась и,
покраснев, быстро протянула руку, чтобы оправить
юбку. Рука задела за лампадку, лампадка перекувыркнулась и дугою полетела на верстак. Зазвенело разбившееся стекло, осколки посыпались на пол. Таня соскочила с верстака.
Полная девушка, не стесняясь, подняла
юбку выше колена и показала новые ярко-красные подвязки.
Через пять минут она входила вслед за Бертой в обширную и высокую комнату, обставленную ясеневыми шкапами, между которыми помещались полки, выкрашенные белой масляной краской, покрытые картонками всяких размеров и форм, синими, белыми,
красными. В гардеробной стоял чистый, свежий воздух и пахло слегка мускусом. У окон, справа от входа, на особых подставках развешаны были пеньюары и
юбки и имелось приспособление для глажения мелких вещей. Все дышало большим порядком.
Потом другая золотая карета, тоже цугом, в ней княгиня Марфа Петровна, вкруг ее кареты скороходы, на них
юбки красного золотного штофа, а прочее платье белого штофа серебряного, сами в париках напудренных больших, без шапок.
Приготовляемся к съезду петербургских лавочных приказчиков. Одну четверть водки настаиваем черносмородинным листом, другую — рябиной. Горничная Марья Дементьевна шьет флаги из старой
юбки и
красной занавески для украшения зала съезда. С поваром составили карточку легкой закуски, которая будет предложена съезду. Вот эта карточка...
В середине сцены сидели девицы в
красных корсажах и белых
юбках.